Ирелла, обращаясь только к нему. – До сих пор вы отказывались дать нам оружие. Вы пришли из прошлого, из мира настолько мерзкого, что он уничтожил сам себя. И вы еще смеете осуждать нас! Лиру! Вы что, бог? – В ее голосе послышались визгливые нотки; чувствовалось, что она с трудом сдерживает ярость.

– Нет, – ответил Корт. – Нет, я не бог.

– Тогда… в чем дело?

– Я помогу вам. Больше ничего не остается, теперь я понимаю. Земля еще не готова для мира. Я проснулся слишком рано.

Барлен восторженно выругался, его брань барабанным боем ударила о гулкие своды комнаты.

– Отлично, Корт! Отлично! Вы были солдатом, остаетесь им и сейчас. С оружием у нас есть шанс одолеть деккан.

На лице Хардони появилась невеселая улыбка.

– Долго же вы раздумывали, – сказал он. – Но, возможно, это к лучшему. Сейчас Лира доведена до белого каления, ее легко перековать. Как только люди узнают, что вы с нами… В общем, у вас и в самом деле есть шанс стать богом.

Корт не сводил взгляда с Иреллы. Жесткая линия ее рта смягчилась, огонь в глазах погас. Теперь она опять выглядела как девушка, которая подарила ему поцелуй, а не как властная правительница, угрожающая пытками.

– Значит, вы все-таки живы, – тихо произнесла она, и только Корт понял, что она имеет в виду.

Спустя полчаса он в одиночестве прогуливался по террасе дворца, ожидая и размышляя. Над ним мерцали холодные звезды чужого неба, в сравнении с суетными делами рода человеческого неизменные, как сама вечность. Внизу, под балюстрадой раскинулась Валира – розово-перламутровое пятно на фоне ночи. Дворец за спиной бурлил от возбуждения.

Совсем скоро здесь соберутся ученые и технические специалисты, которые давно ждали этого дня.

– От вас не потребуется никаких речей, – сказал Корту Хардони. – Они хотят расспросить вас. Им нужно понять основы, чтобы начать работать. Сейчас даже одна-единственная проведенная впустую ночь может обернуться бедствием.

Корт не знал, о чем будет говорить. Как описать мир, в котором он когда-то жил? Совсем немногое сохранилось в его памяти отчетливо – обсаженные деревьями улицы, где даже в солнечный летний день зелень дышит прохладой; дети, которые с веселыми криками бегают по этим улицам; тележка с мороженым, медленно едущая по тротуару; звон колокольчика. Ему не хотелось говорить с лиранскими учеными об оружии. Ему хотелось рассказать о других, совсем мирных вещах…

Все бесполезно. Войны, похоже, будут всегда. Неужели другое решение невозможно? Он поднял взгляд на безответные звезды. Скорее всего, войны будут и здесь. Хардони прав: люди – хищники.

Нет, все-таки Хардони ошибается. Где-то есть и другой выход. Нужно лишь найти его, и его непременно найдут – когда-нибудь, в далеком, еще не родившемся будущем, в стране и времени, которые будут потом. Сам Корт, конечно, этого не увидит. Он проспал не одно тысячелетие, однако даже сейчас в крови людей пульсирует страстное стремление воевать и убивать себе подобных. Война едва не уничтожила человечество, но люди позабыли об этом. И снова вытащили из ножен пламенеющий меч.

На этот раз он обрушится на землю, которой нечем от него защититься.

– Наука, – с горечью прошептал Корт. – Снова она будет работать на войну. И это будущее!

– Война – ужасная глупость, – произнес чей-то голос.

Из полутьмы выступила тучная фигура и, неуклюже переваливаясь, двинулась вперед. Сумерки скрадывали яркие краски одежды Фарра, но лицо и общие очертания были различимы.

– Война – ужасная глупость, – повторил Фарр. – Но я не имею привычки спорить с глупцами. Трон правит, и пусть себе правит, говорю я, пока мне не мешают жить своей жизнью. Но нет. Они отказывают в оборудовании, которое необходимо мне, чтобы быть счастливым.

Корт отвернулся, собираясь уйти, но толстяк с удивительной прытью преградил ему дорогу.

– Пожалуйста, подождите. – в высоком голосе Фарра звучали нотки беспокойства. – Вы можете оказать мне огромную услугу. Ирелла к вам благоволит, а у меня есть одна скромная просьба. Это для меня чрезвычайно важно. Не уходите, выслушайте меня.

– Ну, в чем дело? – не заботясь о вежливости, спросил Корт, недовольный тем, что его уединение нарушено.

– Разве человек не имеет права быть счастливым, если он никому не мешает? Мне требуется кое-какое оборудование, совсем немного, а они отвечают, что оно требуется всем. Однако несколько зарядных устройств ничего не значат для Лиры. Я, знаете ли, очень полезный друг, Корт, и прошу об очень маленькой услуге. Замолвите Ирелле словечко за меня, и дело будет сделано.

– Улаживайте свои проблемы сами, – проворчал Корт. – Кстати, для чего вам нужно это оборудование?

– Для счастья, – ответил Фарр. – Я создаю сны.

– Что?

– Я создаю сны, – повторил толстяк. – Науку можно повернуть совсем в другую сторону, не на службу войне. Много лет назад я удалился в свой замок и с тех пор создаю собственные миры. Там я могу делать все, что пожелаю. Я разработал, в некотором роде… науку снов. Но я не ученый, я художник.

– Правда? – сказал Корт. – Когда-то давно я тоже считал себя художником.

Фарр улыбнулся:

– Тогда вы меня поймете, не сомневаюсь. Красота и необычность новых миров помогает мне забыть о тревогах и недостатках нынешнего. Наука способна дать искусству жизнь. Если вы можете шагнуть в нарисованную вами картину, это замечательно.

– Ну, это только красивый образ.

– В том-то и дело, что я могу, – воодушевился Фарр. – Я рисую с помощью определенной… силы или энергии, способной трансформировать материю на уровне реальности так, как хочет художник. И более того – эта вновь сформированная материя не статична. Из семени цвета, замысла и звука она развивается и растет – как растение.

– И что, специалистам известно об этом? – с сомнением спросил Корт.

– Конечно. Некоторые из них даже разрабатывали для меня основные принципы… Ну, как мастер-техник может создавать музыкальный инструмент. Однако играю на нем я.

В душе Корта скептицизм боролся с любопытством. Вдруг тут тоже есть что-то, что можно превратить в оружие?

– И как ваша система работает? – спросил он.

Фарр извлек из складок своего одеяния черный шар размером с апельсин.

– Человека всегда привлекали образы, представляющие собой материализацию его подсознания… говоря точнее, его истинного «я». Каждому интересно воплотить в жизнь собственные мысли, облечь их в цвет, форму, звук… Создать свою, личную реальность. Думаю, в ваше время люди тоже делали нечто подобное.

– Да. Иногда им это очень неплохо удавалось.

– Лишь искусство совершенно, – продолжал Фарр, – потому что с его помощью человек достигает состояния абсолютной свободы. Он – пленник своего тела, ограниченный пятью чувствами. Однако сознание способно простираться в бесконечность и творить чудеса. Если ты не связан оковами плоти, если создаваемые твоим